Как Карпин и Смоленцев Тейшеру покупали..
 

Эта статья ни в кое разе не призвана оскорбить или унизить игроков, тренерский штаб или руководителей ФК Спартак Москва. Упаси меня, как говорится..
Это всего лишь попытка угадать, как и почему проходит селекция моего любимого клуба и тонко намекнуть..

С Новым годом Всех!

Аукционный футбольный торг открывался в пять часов. Друзья явились в три и целый час рассматривали бразильскую футбольную выставку, помещавшуюся тут же рядом.
– Похоже на то, – сказал Остап, – что завтра мы сможем уже при наличии доброй воли купить этого игрока. Жалко, что цена не проставлена. Приятно все-таки иметь собственный клуб.
Смоленцев маялся. Только деньги могли его утешить. От них он отошел лишь в ту минуту, когда на кафедру взобрался аукционист в клетчатых брюках «столетье» и бороде, ниспадавшей на толстовку русского коверкота.
Концессионеры заняли места в четвертом ряду справа. Евгений Борисович начал сильно волноваться. Ему казалось, что футболисты будут продаваться сейчас же. Но они стояли сорок третьим номером, и в продажу поступала сначала обычная аукционная гиль и дичь: разрозненные гербовые сервизы, соусник, серебряный подстаканник, пейзаж художника Петунина, бисерный ридикюль, совершенно новая горелка от примуса, бюстик Наполеона, полотняные бюстгальтеры, гобелен «Охотник, стреляющий диких уток» и прочая галиматья.
Приходилось терпеть и ждать. Ждать было очень трудно: все футболисты были налицо, цель была близка, ее можно было достать рукой.
«А большой бы здесь начался шухер, – подумал Карпин, оглядывая аукционную публику, – если бы они узнали, какой огурчик будет сегодня продаваться под видом этих футболистов».
– Фигура, изображающая правосудие! – провозгласил аукционист. – Бронзовая. В полном порядке. Пять рублей. Кто больше? Шесть с полтиной справа, в конце – семь. Восемь рублей в первом ряду прямо. Второй раз восемь рублей прямо. Третий раз. В первом ряду прямо.
К гражданину из первого ряда сейчас же понеслась девица с квитанцией для получения денег.
Стучал молоточек аукциониста. Продавались пепельницы из дворца, стекло баккара, пудреница фарфоровая.
Время тянулось мучительно.
– Бронзовый бюстик Федуна Первого. Может служить пресс-папье. Больше, кажется, ни на что не годен. Идет с предложенной цены бюстик Федуна Первого.
Публика заржала.
– Купите, предводитель, – съязвил Остап, – вы, кажется, любите!
Егений Борисович не отводил глаз от стульев и молчал.
– Нет желающих? Снимается с торга бронзовый бюстик Федуна Первого. Фигура, изображающая правосудие. Кажется, парная к только что купленной. Василий, покажите публике «Правосудие». Пять рублей. Кто больше?
В первом ряду прямо послышалось сопенье. Как видно, гражданину хотелось иметь правосудие в полном составе.
– Пять рублей – бронзовое «Правосудие»!
– Шесть! – четко сказал гражданин.
– Шесть рублей прямо. Семь. Девять рублей в конце справа.
– Девять с полтиной, – тихо сказал любитель правосудия, подымая руку.
– С полтиной прямо. Второй раз, с полтиной прямо. Третий раз, с полтиной.
Молоточек опустился. На гражданина из первого ряда налетела барышня.
Он уплатил и поплелся в другую комнату получить свои правосудия.
– Тейшера из Бразилии дворца! – сказал вдруг аукционист.
– Почему из дворца? – тихо ахнул Евгений Борисович.
Карпин рассердился:
– Да идите вы к черту! Слушайте и не рыпайтесь!
– Тейшера из Бразилии. Смуглый.
Карпин сделал стойку. Глаза его посветлели.
– Тейшера из Бразилии. 3 миллиона евро.
Зал оживился. Продавалась вещь, нужная в хозяйстве.
Карпин был спокоен.
– Чего же вы не торгуетесь? – набросился на него Смоленцев.
– Пошел вон, – ответил Карпин, стиснув зубы.
– 3 с половиной позади..4,5 миллиона там же
Карпин спокойно повернулся спиной к кафедре и с усмешкой стал рассматривать своих конкурентов.
Был разгар аукциона. Свободных мест уже не было. Как раз позади Карпина дама, переговорив с Ахметовым, польстилась на негритенка (Чудный негритенок! Дивная работа! Ринат! Из Бразилии же!) и подняла руку.
– 5 миллионов в пятом ряду справа, раз.
Зал потух. Слишком дорого.
– 5 миллионов раз..
Карпин равнодушно рассматривал лепной карниз. Смоленцев сидел, опустив голову, и вздрагивал.
– 5 миллионов, три…
Но, прежде чем черный лакированный молоточек ударился о фанерную кафедру, Карпин повернулся, выбросил вверх руку и негромко сказал:
– 5,5 миллионов

– 5,5 миллионов, раз, – сказал он, – 5,5 миллионов – в четвертом ряду справа, два. Нет больше желающих торговаться? 5,5 миллионов гарнитур ореховый дворцовый из десяти предметов

– Мама! – сказал Смоленцев громко.
Карпин, розовый и спокойный, улыбался. Молоточек упал, издавая небесный звук.
– Продано, – сказал аукционист. – Барышня! В четвертом раду справа.
– Вы купили Тейшеру?
– Мы! – воскликнул долго сдерживавшийся Смоленцев. – Мы, мы. Когда их можно будет взять?
– А когда хотите. Хоть сейчас!
Мотив «Ходите, вы всюду бродите» бешено запрыгал в голове Смоленцева. Наш Тейшера наш! Об этом кричал весь его организм. «Наш!» – кричала печень. «Наш!» – подтверждала слепая кишка.

– А почему же 6 миллионов, а не пять? – услышал Смоленцев.
Это говорил Карпин, вертя в руках квитанцию.
– Это включается двадцать процентов агенту, – ответила барышня.
– Ну, что же делать. Берите.
Карпин вытащил бумажник, отсчитал 5 миллионов и повернулся к главному финансовому директору предприятия.
– Гоните миллион, дражайший, да поживее, не видите – дамочка ждет. Ну?
Смоленцев не сделал ни малейшей попытки достать деньги.
– Ну? Что же вы на меня смотрите, как солдат на вошь? Обалдели от счастья?
– У меня нет денег, – пробормотал наконец Смоленцев.
– У кого нет? – спросил Карпин очень тихо.
– У меня.
– А двести рублей?!
– Я… м-м-м… п-потерял.
Карпин посмотрел на Смоленцева, быстро оценил портрет Федуна, торчащий из кармана пиджака, зелень щек и небольшой значок Лукойла на лацкане.
– Дайте деньги! – прошептал он с ненавистью. – Старая сволочь.
– Так вы будете платить? – спросила барышня.
– Одну минуточку, – сказал Карпин, чарующе улыбаясь, – маленькая заминка.
Тут очнувшийся Смоленцев, разбрызгивая слюну, ворвался в разговор.
– Позвольте! – завопил он. – Почему комиссионный сбор? Мы ничего не знаем о таком сборе! Надо предупреждать. Я отказываюсь платить этот миллион!
– Хорошо, – сказала барышня кротко, – я сейчас все устрою.
Взяв квитанцию, она унеслась к аукционисту и сказала ему несколько слов. Аукционист сейчас же поднялся. Борода его сверкала под светом сильных электрических ламп.
– По правилам аукционного торга, – звонко заявил он, – лицо, отказывающееся уплатить полную сумму за купленный им предмет, должно покинуть зал! Торг на стулья отменяется.
Изумленные друзья сидели недвижимо.
– Папрашу вас! – сказал аукционист.
Эффект был велик. В публике злобно смеялись. Карпин все-таки не вставал. Таких ударов он не испытывал давно.
– Па-апра-ашу вас!
Аукционист пел голосом, не допускающим возражения.
Смех в зале усилился.
И они ушли. Мало кто уходил из аукционного зала с таким горьким чувством. Первым шел Смоленцев. Согнув прямые костистые плечи, в укоротившемся пиджачке и глупых баронских сапогах, он шел, как журавль..
Концессионеры остановились в комнате, соседней с аукционным залом. Теперь они могли смотреть на торжище только через стеклянную дверь. Путь тут был уже прегражден. Карпин дружественно молчал.
– Возмутительные порядки, – трусливо забормотал Смоленцев, – форменное безобразие! В ФИФА на них нужно жаловаться.
Карпин молчал.
– Нет, действительно, это ч-черт знает что такое! – продолжал горячиться Смоленцев. – Дерут с трудящихся втридорога. Ей-Богу!.. За какого то подержанного Тейшеру 5,5 миллионов. С ума сойти…
– Да, – деревянно сказал Карпин.
– Правда? – переспросил Смоленцев. – С ума сойти можно!..
– Можно.
Карпин подошел к Смоленцев у вплотную и, оглянувшись по сторонам, дал предводителю короткий, сильный и незаметный для постороннего глаза удар в бок.
– Вот тебе второе золото! Вот тебе Лиге Европы и выход в следующую стадию! Вот тебе прибыль по окончанию года! Вот тебе аренда Павленко! Вот тебе Джанаев в воротах!
Смоленцев за все время экзекуции не издал ни звука.
В голове Карпина созрел план, единственно возможный при таких тяжелых условиях, в которых они очутились.
Он выбежал на улицу и направился к ближайшему футбольному клубу. Еще саженей за десять он увидел Попова, раскрывающего блокнот с записями.
Тогда в деловой разговор с Поповым вступил Карпин.
Он, как и обещал, вернулся к Смоленцеву через пять минут. Попов стоял наготове у входа в аукцион.
– Продают, продают, – зашептал Смоленцев, –уже продали.
– Это вы удружили, – сказал Остап, – радуйтесь. В руках все было, понимаете, в руках. Можете вы это понять?
В зале раздавался скрипучий голос, дарованный природой одним только аукционистам, крупье и стекольщикам.

Мало-помалу разошлись и разъехались все новые собственники игроков. За ними мчались несовершеннолетние агенты Попова. Ушел и он сам. Смоленцев боязливо следовал позади. Сегодняшний день казался ему сном. Все произошло быстро и совсем не так, как ожидалось.
В это время донесся свист, и Остап отправился получать агентурные сведения от Попова….
. – Ну что ж! – сказал Остап громко. – На такие шансы ловить можно. Играю девять против одного. Заседание продолжается! Слышите? Вы! Финансовый директор!

Селекция продолжалась…

Интересно..

Да, вот честно говоря я тоже заплутал в этом..

поправлено.
На самом деле Ильфа и Петрова мне не переписать, как бы не хотелось).
Потому было взято за оригинал тема, которая давно просилась, что называется..

Скоро, скоро будет другая классика..

да прикольно.... молодец....

Актуально,ну а Ильф и Петров,по нашей жизни,везде в тему..